Москва: вчера, сегодня и всегда

Выходишь из Даева переулка на Сретенку и уже сучишь ногами – через американские сапоги вроде современных уггов холод все равно пробирает до костей. Уже вечер, падает снег и кажется, что это не 1992, а 1954, война только кончилась. Фонари светят бледно, коричнево-желтым светом. Они размазывают тени по домам, которые и сами, как тени – неухоженные, с мертвенно синими вывесками «Парикмахерская», «Продукты», «Дары Природы», «Вино – воды».

Посреди улицы – киоск, в котором кроме сигарет и поддельного алкоголя продаются белые лаковые туфли. Дешевые туфли, но я их хочу, потому что когда я представляю, что на улице – весна, и я иду в этих жутких туфлях по сухому асфальту, то становится веселее.

Мне надо на Сретенский бульвар, и по Костянскому ближе, но я выбираю Сретенку, потому что в Костянском совсем страшно. До перекрестка с моим домом, где громоздится «Литературная Газета», – еще ничего, но дальше, до бульвара, – одни только заколоченные здания, да еще стройка, ради которой снесли замечательные деревянные особняки, и поставили бетонный забор.

Арина Холина
Арина Холина

Писательница, автор журналов Сноб, Лента.ру, ELLE, Euromag. Ведет собственный проект sexandstyle.ru для женщин, которые считают себя яркими и сексуальными.

Такой была Москва моего детства. Облупившаяся штукатурка, сырые подъезды, улицы, заваленные снегом. И все время было холодно. Не потому, что погода, а потому что батареи – едва теплые, и не было хорошей обуви и одежды. Если в СССР вы не жили в центре, то вы ничего не знаете о том, что такое мерзнуть в квартире под тремя одеялами, когда страшно выбраться в туалет.

Но я очень любила этот город. Даже несмотря на то, что он был похож на призрак. Я его любила и потом, когда стали появляться дома в стиле «лужковский апмир» и безалаберные киоски, и рынки, и первые, очень подозрительные ночные клубы. И когда в Москву «понаехали», и когда на каждом шагу уже была стройка.

Знаете, я была рада, что сюда приезжают люди с деньгами, что все ремонтируют и что строят дома для тех, кто будет ценить место, где живет. Лучше уж нувориши, чем люмпены, чья застывшая на морозе моча блестит на полу парадного.

И несмотря на все перемены, которые на самом деле, начались не в новейшей истории, а в середине 20 века, когда сносили двухэтажные кварталы и ставили там какие-нибудь райкомы комсомола, больше похожие на зенитные башни... Так вот, несмотря на все перемены, Москва сохраняла свой дух.

Не знаю, как там с точки зрения истории, но для меня столица – это довольно надменный город. И не в плохом смысле. Просто у Москвы есть гонор. Манеры тут хорошие, но не всегда изящные. Москва – сложносочиненная, витиеватая, и это читается уже по улицам, которые часто только что не завязываются узлом. И если посмотреть любые исторические книги, то такая безумная хаотическая застройка – это московский стиль, с которым что ни делай – он все равно будет таким. Даже в наши дни, например, за городом, куда переезжают москвичи, любая застройка (если мы не говорим о цельных поселках) превращается в эти путаные дорожки. Тут петля, здесь обход – все улицы будто сами по себе становятся кривоколенными.

После того как Москва перестала быть закрытым городом, модно было жаловаться на то, как здесь все странно, какие москвичи снобы и какое это жестокое место. Всем ведь очень хотелось стать москвичами – и не в том смысле, что найти здесь работу и квартиру. Хотелось стать настоящими, но не у всех выходило понять местные нравы.

Провинциалы ругали москвичей, москвичи отбивались, а споры о том, что такое столица, интересная она или скучная, культурная или не очень не утихали.

А вот уже в нулевые наступила эпоха форсированных перемен.

В городе появилось много новых людей – и вовсе не этих нытиков, которые не умели ходить, быстро размахивая руками. Новые были уже настоящими агрессорами, которые захватывали пространство, навязывали свои правила. Для них один за другим строили дома, для них из центра выгоняли богему, для них в исторических местах открывали клубы, где ложи стоили по десять тысяч евро за ночь. И тогда город перестал мне нравиться.

В Москве будто сделали генеральную уборку, во время которой на помойку улетело все, что копилось тут годами. Вытравили неспешность и задумчивость, выскребли наш местный изощренный снобизм, когда вроде бы никто не хвастается, но на самом деле все перед друг другом выставляются, исчезла московская церемонность.

Наступило десятилетие показного бахвальства, выпученного невежества и наглости завоевателей, которым плевать на чужие традиции.

Наверное, человеку, который живет в эту минуту, трудно встать на цыпочки и увидеть, что перемены – это всегда и хорошо, и плохо. И что деньги в город приходят именно с такими людьми – которые где-нибудь у себя в Норильске прогрызали лед зубами, а потом отправились в Москву, где светят огни и где рестораны работают всю ночь. И что потом эти люди станут другими, что город их отполирует.

Но Москву перестала любить и я, и еще много людей. Она стала чужой. То ли она вырвалась вперед, то ли мы отстали.

Вдруг показалось, что энергия, которая кипит в этом городе, бьется током. Причем каждый день, 24/7. И у тебя все время немного волосы дыбом.

И захотелось уехать в какое-то место, где все разложено по местам, где нет суеты, и где ты человек, даже если у тебя нет миллиарда и пентхауса на Остоженке, и где большая силиконовая грудь – это только в борделях, приличные люди такое не носят.

И все, правда, стали расползаться. Кто в Гоа, кто в Берлин, кто в Бостон.

Но потом, как это обычно и бывает, в одном мгновение, что-то опять изменилось. Или стало изменяться. В Москву вернулась художественная жизнь. Уже с помощью этих самых новых и агрессивных. Оказалось, что они едят не только силикон с икрой, но еще и искусство, и даже литературу.

Художники и прочие тоже стали «новыми» – или хорошо забытыми старыми. На митинги в прошлом ноябре/декабре вышла публика, которой, как все думали, больше нет, а она как-то взяла и образовалась. Или вернулась.

А после Гоа и Берлина становится заметно, как быстро развивается Москва. Какой это красивый город. И не то чтобы удобный, но и не враждебный. И тут все меняется каждый день буквально.

Даже несмотря на укладку плитки, благодаря которой по той же Сретенке невозможно пройти. Но ты хотя бы идешь по ней в теплых сапогах и надежном пуховике, и больше нет ощущения, что сейчас опять начнут бомбить. И вместо замызганных стекол «Галантереи» на углу со Сретенским бульваром – всякие кафе, рестораны, где можно согреться.

Понимаете, перемены можно ощутить, только если помнишь, как оно было. А я точно помню это состояние, когда вокруг все унылое, грязно-коричневое, холодное. И меня даже эта плитка одиозная не очень раздражает, потому что если кто-нибудь мне точно скажет, чем она хуже вздувшегося потрескавшегося асфальта, тогда я тоже буду переживать и возмущаться.

Я вижу, каким стал город. Помойки каждый день вычищают. Улицы, кстати, тоже. А в Берлине снег вообще не убирают – там денег на это нет. А вы, кстати, помните эти знаменитые московские помойки? Которые превращались в горы?

Но главное, что Москва встряхнулась после обновления и задышала. Тут опять интересно. Тут опять происходят не только открытия магазинов и ресторанов. И публика стала рафинированной. Та самая, новая, которую отполировали все-таки. Довольно быстро.

Потому что это не у людей власть над городом, а наоборот. И пусть это звучит, как мистический бред, но так оно и есть. История сильнее любых обстоятельств.

Еще больше интересного в нашем канале Яндекс.Дзен. Подпишитесь!

Читайте также
Share
0
Комментарии (0)
Где это?
Что попробовать на улицах Стамбула?