Когда нормальный, незашоренный скандинав и даже подразумевающийся под этим финн узнает, что вы знаете, кто такой Карлс(с)он, он впадает в некоторый ступор. Дело в том, что сказку о Малыше и Карлс(с)оне советские получили по случайности практически тогда же, когда она была опубликована в Швеции, – Karlsson på taket (1955 год). Да еще и с оригинальными рисунками беглой эстонки. Все это прошло под соусом нейтральности Швеции и вообще по лоховству и тупости коммуняк. Но она взорвала мозг советским детям, да так, что Карлс(с)он стал домашним персонажем – мало кто думал о том, что он какой-то привнесенный. Заполировал ситуацию советский мультфильм. О Спартаке Мишулине в роли Карлс(с)она, впрочем, деликатно промолчим – ужасней актер ничего не играл в жизни.
Астрид Линдгрен, женщина сложной судьбы и личной жизни, написала сказку, в которой спрятались миллионы детей, у которых вместо уютного дома на крыше была государственная цементная квартирка в хрущебе в каких-нибудь Апатитах. Виртуальный угол, где царит одновременно покой и анархия. Безопасность и полная свобода. Все завидовали Карлс(с)ону и чувствовали себя как Малыш, которого заколебали родители и прочие родственники. Мир, который даже не создала, а просто описала с некоторым техническим преувеличением Линдгрен, был настолько непохож на советскую повседневность своим внутренним содержанием, что был реальной идеологической диверсией. А не выдуманной в недрах ЦРУ.
Это были новые скандинавы. Послевоенные. Не такие больные, как классический безумец Ганс Христиан Андерсен, но активно вытесняющие из своего сознания ужасы войны. Если кто-то думает, что война обошла скандинавских авторов стороной, то он просто забывает, что про муми-троллей написала финка шведского происхождения Янссон, пережившая советские бомбардировки. Наверное, поэтому тролли насквозь пронизаны тоской и страхом смерти. Если вы этого не чувствуете, то, может, читать «Мурзилку» на ночь? Но. Послевоенное поколение северных сказочников создало огромный мир, который без дураков завоевал советских, а потом и русских детей и взрослых.
Родившийся в 46-м году Свен Нурдквист простым росчерком кисти нарисовал котенка в зеленых штанах с именем Финдус (даже в российских магазинах продаются шведские замороженные овощи компании Findus) и его хозяина – холостяка Петсона. Петсон по советским (или неосоветским российским) меркам живет неправильно, так, как нельзя: он живет один, без жены, без детей – то есть уже недочеловек и недогражданин. А ему в одиночестве хорошо, и он сам себе компания и семья. Очень по-скандинавски, кстати. Он живет в деревне, где можно прожить безопасно и комфортно, где нет вечно пьяных соседей и не угоняют трактора по пятницам. Говорящий котенок, который хочет быть настоящим мальчиком, – небольшая техническая натяжка. Как пропеллер Карлс(с)она.
Вполне возможно, покой и уют этих сказок восходит к сказкам Сакариаса Топелиуса, который умудрялся даже в исторических сказках сохранять баланс – как в «Сказке про портного, что пришил Финляндию к Швеции». Пришил так пришил – до сих пор финские дети учат в школе шведский язык. Хотя крыла спокойствия распростерлись над многими сказочниками Скандинавии: мир норвежца Эгнера Турбьёрна – город Кардамон с его разбойниками – тоже напрочь лишен ужаса бытия, который вполне вырисовывается у прадедушек жанра – братьев Гримм, например.
А возможно, все идет от бесстрастности повествования «Старшей Эдды» как основы сказочного жанра в Европе в целом. Тогда откуда этот внутренний пацифизм и полное отсутствие насилия? Полная антитеза милитаристскому сознанию, которое внушали советским детям с младенчества.
Вас в школе заставляли разбирать и собирать автомат Калашникова? Если сейчас моего внука попытаются заставить брать в руки это орудие коллективного убийства, я подам на школу в суд (если че). А нас заставляли, и вполне себе спокойно. Сейчас одно время, тогда было другое – с газетными криками об израильской военщине («израильская» – это был переменный элемент в этой фразе). Не говоря уже о постоянной назойливой пропаганде и сплошных военных фильмах: каждый год – единицы комедий и сотни военных картин. Даже мы, дети, запертые в военных гарнизонах, играли в войнушку – первое, что приходило в голову. Странно представить, как бы чудовищно выглядел Малыш с деревянным автоматом на улицах Стокгольма, стреляющий понарошку в Карлс(с)она. Но это наше детство, и бог с ним. Нам его смягчила именно Линдгрен и прочие северные авторы.
В Швеции и Финляндии, например, действует сильнейшее ограничение на показ насилия по ТВ. А в отношении нагого тела и сексуального контекста – наоборот. На русском ТВ – разливанное море насилия и полный запрет на нагое тело (РЕН ТВ раз в неделю не в счет), потому что такая жизнь, дело даже не в цензуре. Насилие над личностью тут переносят гораздо легче, чем чью-то голую грудь. Когда Берт Милтон-старший с Хюсоном Нильсоном боролись со шведским парламентом в деле по декриминализации порнографии, они приводили убийственный пример: почему газеты печатают фотографии убийства вьетнамских военнопленных, а фото обнаженной девушки считается чем-то непристойным? Они, кстати, доказали парламенту, что насилие и ненависть для общественной морали оказываются гораздо более разлагающими, нежели графическое изображение создания божьего как оно есть.
А тем временем ко мне приходит внук Федор и требует налить ему кофе. Так поступает котенок в зеленых штанишках Финдус из сказки Свена Нурдквиста. В том деревенском доме, где котенок живет с Петсоном, всегда уютно и пахнет кофе. И иногда – хвоей. И совершенно нет насилия.
Еще больше интересного в нашем канале Яндекс.Дзен. Подпишитесь!
