Про Германию разговор особый. Здесь, что называется, надо сильно захотеть, чтобы оказаться на улице. Социальные институты работают так, что человеку при любых обстоятельствах окажут помощь. Только попроси. Но не все просят. Почему, другой вопрос.
В Берлине полно мутных типов на улицах. В районе Zoo такие персонажи мотыляют, что мама не горюй. Какую только дурь тут не толкают в укромных местах. Берлин - не криминальный город, но все же есть районы, куда лишний раз с туристическим энтузиазмом и камерой наперевес лучше не соваться. Особенно по ночам.
Но при свете дня и со стороны фасада вокзал Zoo для меня - одно из самых любимых мест на земле. Никакой логике эта любовь, как, впрочем, и любая другая, не поддается. Но время от времени там происходят эпизоды, которые по вполне понятным причинам примиряют меня с реальностью.
Будний день. На огромном перекрестке в виду вокзала на самой середине дороги сидит человек. Босой и невменяемый. То ли бомж, то ли сумасшедший, то ли просто выпил столько, что ноги не несут. Место стремное. Со всех сторон автомобильный поток. Периодически образуется затишье и освобождается проход к товарищу.
На моих глазах к нему подошла пожилая фрау с девочкой. Явно случайные прохожие. Стояли, долго разговаривали, бомж то отвечал, то выпадал из разговора, но фрау не отходила. Присела рядом. Продолжала беседовать.
То ли не давала заснуть, то ли отвлекала, то ли уговаривала уйти с проезжей части. К ним подходили люди, кто-то принимал участие в разговоре, кто-то нет, но до тех пор, пока не приехала скорая, мужчина на асфальте не оставался в одиночестве и без присмотра.
Немцам в общественных местах вообще свойственно оглядываться по сторонам. Для них улица - это среда обитания, а не мертвая зона, которую надо как можно быстрее миновать, желательно избегая контактов с гуманоидами.
Однажды сердобольные немцы устроили настоящий переполох в Тиргартене. Прохожие обратили внимание на то, что один из лебедей выбрался из воды на берег и как-то странно ковыляет, тряся хвостом и лапами.
Группа поддержки из шестерых добровольцев дожидалась ветеринарной службы и ни на шаг не отходила от бедолаги. Знали бы русские лебеди, как их брата здесь любят...
В другой раз сижу я воскресным летним утром в привокзальном кафе, потягиваю эспрессо. И сок свежевыжатый апельсиновый. И булочку жую душистую свежую. Мимо, как будто вываливаясь в эту солнечную и свежую реальность из какой-то другой, зловонной и хмельной, проносится бомжара. Ну просто князь помойки и король мусора. Пьяный в муку. Штаны падают. Тощая задница так и мелькает. А в открытом кафе помимо меня еще пожилая пара, друг другу сахар в чашках размешивают, мужчина с собачкой и две девочки со скейтом. Приличная публика. И вот это пугало.
Пугало тормознуло перед кафе, оценило обаяние загнивающей буржуазии и пошло на контакт. Сначала попыталось упасть на всех посетителей. Потом перекинулось парой слов с мужчиной, потом с пепельницей. Ему все ответили. Чин чинарем. Потом ему надоело ловить штаны, он упал за столик, развалился и запел что-то из Тангейзера.
Вышла официантка. Улыбнулась. Старички улыбнулись ей. Девочки со скейтом улыбнулись мужчине с собакой. Собака улыбалась всем. Девушка подошла к фон Эшенбаху, вежливо так что-то прожурчала на ухо и опять улыбнулась. Салфетки на столе поправила. Ушла. И ведь ничего больше не случилось.
Бомжара еще подискутировал с пепельницей, покрутил головой, доорал арию и, сверкая задницей, отчалил. Все. Пусть вонючий и неудобный, но человек. И обращение с ним человеческое. Берлин терпим к своим обитателям. Здесь людей обычно не бьют табуретом по голове, вышвыривая из заведения на улицу.
Неподалеку от вокзала в Тиргартене уже много лет открыта «гостиница» на свежем воздухе. Не знаю, как там ночью, не проверяла, но к полудню туда обязательно сползаются асоциальные элементы со спальными мешками и отдыхают на траве под грохот поездов.
Периодически вступают в контакт с прохожими. Те в обморок не падают, со страшными глазами не бегают, делятся, кто мелочью, кто сигаретами, перебрасываются парой слов. В этом сезоне один из привокзальных бомжей ходил в красном свитере DKNY, а другой в Mac-наушниках. Красавцы.
Воду пьют минеральную. Пиво немецкое. Воздух свежий. Сон крепкий. Неподалеку румын на гармошке играет. Чем не жизнь.
Еще один берлинский товарищ в хорошую погоду после обеда сидит на Кудаме. У него бумажные стакан для мелочи и щенок. Сытый, лоснящийся, забавный, уши лопухами. Говорят, немецкие бомжи своих собак любят больше, чем людей. Хозяин его или наглаживает и почесывает, или играет с ним в мяч. Я однажды почти час провела в засаде, ожидая, когда, наконец, спадет лживая личина и он даст собаке пинка или димедрола.
Черта с два. У барбоса под деревом миска с чистой водой и пакет собачьих чипсов. Хозяин, похоже, в любимцах у местных фрау в жемчугах и кружевах. Кто на ходу ручкой помашет, кто подойдет, новости обсудит, кто собаку потискает. Явно не чужой тип. Дружелюбный. Одет прилично. На велике. Собаку любит. Разговаривает с ней.
Монету в стакан положишь, с достоинством: «Danke!» говорит. Вечером я случайно встретила его на Savignyplatz. Шел со своим бобиком, великом и в обществе женщины с коляской. Может, родственница, может, прохожая. Берлин. Мир людей. Не разберешь.
Леос Каракс в «Любовниках с Нового моста» снимал не про бомжей, а именно про бродяг. Про вольнолюбивых дауншифтеров, залегших на дно не по воле судьбы, а по собственному выбору. Хотя, в этом деле посильную помощь судьба обычно все-таки оказывает. В Берлине, судя по их внешнему виду, достаточно людей оказавшихся на улице не от большого горя. А отчаявшиеся есть везде. И среди представителей домашних пород их наблюдается в изобилии.
В Хельсинки на улицах больше алкашей и румын-оркестрантов, чем бомжей, но случается всякое. Зимой в ожидании парома в Свеаборг пассажиры набиваются в небольшую стеклянную будку на причале. Финские морозы крепко хватают за задницу, а паромы ходят редко, поэтому народу скапливается прилично. Все сидят кучно. Греются.
Как-то раз на лавке напротив меня оказался писанный красавец. Есть какая-то грань, позволяющая безошибочно отличить бомжа от провалившегося в запой клерка. Хотя этот был не так уж безнадежен, почти не вонял и одет был грязно, но сносно.
Персонаж был колоритный, кучерявый, с носом сизого цвета величиной с Гренландию. Сидел смирно, явно коротал время между выпивками и думал о своем. Окружающие на него не косились, языками не цоками, глаз не закатывали и носа не воротили. И даже не терпели. Просто сидели все вместе и ждали проклятущий паром, который, казалось, навечно застрял во льдах залива.
Внезапно финский гражданин лет пяти, болтавшийся между молодой мамой и молодой бабушкой, устал от женщин, направился прямиком к товарищу, обнял его замызганое колено и с таким серьезным видом завел разговор, что я поняла, тут речь идет о проблеме уменьшения мировой популяции тунца – не меньше. Я обмерла.
По всему выходило, что мать и бабка сначала отвалтузят пацана, внушая ему несложную науку избирательности общения, а потом возьмутся за бомжа. Но ни та, ни другая и словом не обмолвились. И, хотя было понятно, что в уме мать все-таки прикидывала, какое количество вредоносных бактерий огребает сейчас с колен бомжары ее отпрыск, но внешне ничем себя не выдавала.
Мужчины пообщались и разошлись, потом юноша еще пару раз подходил уточнить детали и опять в полном согласии возвращался к своим. Потом к бомжу в будку подвалил несвежий подельник с явно ворованными резиновыми сапогами цвета фламинго и, откланявшись, лорды удалились.
И никто не бросился дезинфицировать ребенка. Никто не делал страшные глаза, не показывал вслед уходившей парочке, грозя пальцем и нашептывая «фу-фу-фу!» и «бе-бе-бе!». Что-то подсказывает мне, что хороший мальчик вырастет. Добрый, отзывчивый. Обнаружив замерзающего человека в подъезде вызовет скорую, а не полицию. Хотя кто там у них замерзает по подъездам, в Финляндии-то...
Или вот пьяные. Ну кто их любит. Вечно одни проблемы. Мне однажды довелось сплавляться паромом из Хельсинки в Росток. На судне, груженом лесом, было четыре пассажира: я и три в кашу пьяных финских парня лет шестидесяти. Еще был автобус питерских туристов, но они не в счет. Check-in происходил в будке, которую мы с таксисткой нашли как почтовые голуби, по наитию и внутреннему GPS.
За три часа, что мы кружили по территории грузового терминала, милая девушка не взяла с меня денег. Просто отключила счетчик и мы уже из чисто спортивного интереса пытались найти кого-то живого в мире карго. Нашли. Надеюсь, она смогла выбраться обратно в большой мир, а я осталась одна со своим чемоданом в обществе трех Санта-Клаусов, которые с такой радостью смотрели на меня, словно я была первой или последней женщиной на земле.
Эти дети Суоми стоять могли только снопами привалившись друг к другу, поскольку по отдельности их вестибюлярные аппараты не справлялись с гравитацией, и парни валились в разные стороны. Однако они выказывали редкое жизнелюбие, улыбаясь в три щербатых рта даме. Параллельно прикладывались к пиву, поддерживая градус на высоте.
Когда приехал микробус, чтобы отвезти нас на паром, парни переполошились. Теперь им надо было одновременно держаться на ногах, подсаживать леди в машину, как-то разобраться с ее чемоданом, при этом не забывать про пиво и любезные улыбки. Меня усадили как королеву. По очереди представились, на мое имя отреагировали неадекватно, предложили пиво и, уважая свободу женщины, деликатно отвернулись, намекая на то, что, если надо, ты только позови.
Вырисовывалась мрачная перспектива провести полтора дня с тремя алкашами и кубометрами леса на воде. Однако ожидания не оправдались. Никто не ломал дверь в мою каюту, меня не преследовали и не вовлекали в пьяные скандалы, драки и оргии. Всю дорогу парни не просыхали, но каждый раз при встрече раскланивались, приподнимая рукой в приветственном жесте несуществующую шляпу или неизменную кружку пива.
Вот из какого института благородных птенцов вылупилось это алко трио? Автобус русских всю дорогу мешал пиво с водкой, дурными голосами орал песни и пытался то раскачать, то угнать паром.
Конечно, это все элегия. Но все-таки есть какая-то безошибочная закономерность распределения добра и зла в природе. Не просто так бытие оказывается невыносимо легким или тяжким. Что надышишь, в том и заживешь. У нас, вон, на Малой Грузинской в Москве в хорошую погоду сидит товарищ с книгой. То у него Толстой, то Достоевский. Ни дома, ни будущего, только русская классика. Никого не трогает. Никому не мешает.
Мимо волочится безрадостный поток горожан. Если он однажды упадет замертво, его никто и не заметит. Так и пройдут мимо. Такая жизнь. Нет, ну помогут, наверное. Мир не без добрых людей. Но о чем говорить, если моя знакомая, взрослая интеллигентная дама, шарахается от собственных соседей по подъезду. Какие тут бомжи? До них еще расти и расти. Одни разговоры о вонючих мужчинах вгоняют женщину в ступор. И не одну ее.
А жаль.
Еще больше интересного в нашем канале Яндекс.Дзен. Подпишитесь!
Отвратительная и поверхностная статья- по стилю, лексиону, самолюбованию и главное- непониманию проблемы. Спрашивается- чего хотела автор?