Собственно, причина конфликта вокруг обрезания – необыкновенно, крайне немецкая. Все началось с простого местного суда в Кельне. Семья местных мусульман отвела своего сына к врачу, который сделал ему обрезание – удаление крайней плоти, прикрывающей головку члена, традиционный ритуал, связанный с включением мальчика в религиозную общину. Однако операция была проведена неудачно, шов начал кровоточить, родители отвели ребенка к другому врачу – и тот, недолго думая, подал заявление в прокуратуру по составу преступления: «нанесение телесных повреждений».
Суд первой инстанции оправдал врача, сделавшего обрезание, но прокуратура не стала отступать и подала апелляцию во вторую инстанцию – и вот там-то судья, рассмотрев случай, постановил: любое религиозное обрезание без медицинских показаний является незаконным, так как представляет собой то самое нанесение телесных повреждений. Причем под запрет попало сразу не только мусульманское обрезание, но и обрезание, практикуемое иудейской общиной. Одним росчерком пера кельнский суд объявил вне закона иудейскую религиозную практику, существующую в Германии последние полторы тысячи лет.
Ничего более немецкого, чем такое решение, представить себе просто нельзя. Суды вообще обладают в Германии гигантской властью и выносят решения, исходя исключительно из буквы закона и внутреннего убеждения. Вот буквально на днях, в среду, конституционный суд ФРГ в Карлсруэ решал, конституционным ли является участие Германии в европейском стабилизационном механизме. От решения судей зависело, разрешат ли немецким политикам спасать еврозону – и, если бы они сказали «нет» (а они легко могли это сделать!) через минут рынки бы обрушились, зато закон был бы соблюден.
Так вот, любая операция по немецкому праву считается нанесением телесных повреждений (не надо удивляться – простая покупка булочки в магазине с юридической точки зрения немецких законодателей разбита на четыре независимые сделки, среди которых – авансовый платеж и поставка товара). Однако врач освобождается от ответственности за эти самые телесные повреждения, если для операции есть предпосылки – медицинского характера. Косметические же операции можно делать либо совершеннолетним, либо (например, при наличии серьезных дефектов лица, вроде заячьей губы) – если это помогает снизить моральные страдания ребенка от его внешности.
Кельнский суд посчитал, что обрезание не является подобной операцией. Обрезание необратимо, обрезание постоянно напоминает взрослому мужчине о том, что оно было – достаточно снять трусы и посмотреть на свой член. Наконец, обрезание крайне болезненно – если мусульмане, согласно религиозным канонам, могут проводить обрезание у врача и под наркозом, обрезание в иудаизме не может проводиться под наркозом (максимум – можно дать ребенку «каплю сладкого вина»), и далеко не всегда проводится врачом. В иудаизме обрезание проводит раввин – он может случайно иметь медицинское образование, но это все-таки скорее исключение из правил.
Решение кельнского суда вызвало в Германии волну негодования. Представители еврейской и мусульманской общин наперебой стали критиковать немецкий суд. Еврейские организации заговорили о том, что немцы начали гонения на евреев, сравнимые с гонениями тридцатых годов – когда нацисты стремились маргинализировать еврейскую общину, высмеять ее обычаи и объявить их вне закона.
Формально это действительно близко к реальности. В Германии уже зарегистрированы уголовные дела против раввинов, проводящих обрезание. Так, пару недель назад в западногерманском городке Гисен было возбуждено дело против раввина Давида Гольдберга – за то, что тот проводил обрезание еврейскому младенцу. Исповедание иудаизма без обрезания в современном мире невозможно. Родители обязаны сделать младенцу обрезание до наступления 8-го дня с его рождения, и это обрезание должен провести раввин. Конечно, родители могут попытаться отвезти младенца за границу – благо, в шенгенской зоне все близко, а границы открыты – но такая поездка сама по себе будет также преступлением, как преступлением является попытка мусульман отдать замуж несовершеннолетнюю девочку, и для этого вывести ее в Египет или Пакистан.
Между тем, формально немецкий суд совершенно прав. Во-первых, никакая древность обычая не может служить его оправданием в сегодняшнем мире. Браки между детьми, побивание камнями и другие практики не менее древние, чем обрезание – но их современные государства запрещают. Обрезание действительно является необратимым вмешательством в телесную неприкосновенность ребенка. Оно действительно производится (по крайней мере, среди иудеев) без обезболивания. И оставляет после себя моральные травмы – на фоне дискуссии в Германии уже появились взрослые мужчины, заявившие о том, что до сих пор страдают от того, что в младенчестве внешний вид их члена необратимо изменили против их воли.
И такие мужчины по-своему правы. Ведь в чем отличие мужского обрезания от женского обрезания, когда мусульманские фанатики вырезают девочкам клитор и половые губы? Формальных юридических отличий ведь практически нет. Это исключительно религиозная хирургическая процедура, затрагивающая самую интимную часть тела: половые органы ребенка. Ну да, в отличие от девочек, которым обрезание напрочь убивает возможность получения любых ощущений от секса, у мальчиков лишь несколько притупляется чувствительность головки члена. И, конечно, любители мужского обрезания сообщат, что «так выглядит аккуратнее» и что «так меньше шансов заразиться ВИЧ» – но ведь и мусульманские сторонники женского обрезания обожают находить свои аргументы в пользу женского обрезания.
Да и ужасных историй про мужское обрезание можно рассказать достаточно: вон, например, в Нью-Йорке, в Бруклине, раввин Ицхок Фишер заразил гепатитом троих младенцев, которым делал обрезание – ведь, согласно правилам ритуала ультраортодоксов, раввин должен отсасывать кровь непосредственно ртом, а данный раввин был заражен гепатитом, вот ведь незадача. Один ребенок, которому было сделано обрезание, умер.
Разумеется, немецкие парламентарии сразу же обеспокоились решением кельнского суда. Ведь выглядит оно действительно очень сомнительно – в Германии, стране, где всего семьдесят лет назад массово убивали евреев, вдруг (впервые в Европе!) вся религиозная практика иудеев оказывается вне закона. И, конечно, можно не сомневаться, что законодатели выработают новые рамки надзора за медициной, которые позволят раввинам проводить обрезание, не опасаясь повестки из прокуратуры.
Но самым интересным во всей истории с «дебатами об обрезании», конечно, остается та скорость, с которой иудейские и мусульманские активисты мгновенно нашли общий язык и организовали совместную демонстрацию, как только речь зашла о защите религиозного ритуала, вступающего в противоречие со светским характером государства. К сожалению, это единственное поле, на котором религиозные активисты находят общий язык.
