Развилка сознания. С одной стороны, я убежден, что человек существо фатально одинокое, и его никто, даже он сам, до конца понять не может. С другой стороны, у каждого человека, в один прекрасный день объявившегося на земле, есть предки, которые если не воспитательно-морально-финансово, то биологически уж точно в него вложились.
И если зрить в свой корень, попробовав заглянуть в глаза этим людям, в голову, попробовать понять их жизнь и судьбу, ту, что на желтых или картонных фотографиях, – возможно, начнешь лучше понимать себя самого.
Можно с этим не соглашаться и жить автономно, не напрягаясь по поводу своих корней, родословных — прибыли-то, которую можно пощупать, от этого никакой. И это получится. Будет легко и космополитично. Я — безграничный вселенец, и точка. Где живу, там и родина. Звучит трендово. Никаких привязок, никаких рефлексий и ностальгий. Только вперед, без оглядки!
Зачем знать, кто были твой прадед и его прадед, что делали, где жили, что любили и что ненавидели? Какого черта забивать себе голову всей этой выцветшей пыльной родословно-сословной белибердой? Проблем и так хватает. В конце концов человек не дерево — без корней не засохнет, а пойдет дальше.
Я тоже так думал, но где-то к 40 годам в моем комфортном мироощущении вдруг появились какие-то неясные сомнения, которые столь же внезапно оформились в интерес к предкам. Может, дозрел. Фотографии какие-то нашел, начал выспрашивать у тетки и у мамы о том, что и кого они помнят, — потому что бабушек и дедушек уже не осталось.
Поздновато, значит спохватился, упустил время и, увы, «распалась связь времен». А когда узнал, что кто-то из моих предков что-то оборонял, кого-то выносил с поля боя или был репрессирован и его прятали соседи, это зацепило. Да так сильно, что стал копать глубже. И выяснил, что я не из белых воротничков, не из писарчуков, статских советников или бояр, не из гусар, не из профессуры, не из революционных рабочих с завода Михельсона, а все более из поморов, из северных мореходов.
Узнал, что у прадеда моего по отцовской линии, шкипера, была шхуна (карбас), купленная на паях (то есть в складчину), он ходил по Белому и Норвежскому морям к скандинавам торговать рыбой, чем кормил и свою семью и односельчан (он на единственной сохранившейся фотографии внизу справа). И еще имел дом в деревне где-то под Архангельском, две коровы, лошадь и двенадцать детей.
После революции его раскулачили, потому что он значился судовладельцем и использовал наемный труд – двух матросов. А его детей, то есть и мою бабку, и двоюродных бабок, сослали на "Нивастрой" как спецпереселенцев (по терминологии ОГПУ) – таскать бревна, перевоспитываться и строить коммунизм.
Узнал и про деда по линии мамы, которого я не видел, но в память о котором меня назвали Василием, что до войны он служил на границе, воевал и имел медали, как и его жена — моя бабка белоруска Федосья, работавшая медсестрой в госпиталях.
А вот выяснять, из академического интереса, родовую дворянскую или аристократическую титулярность — говорят один из моих прадедов: светловолосый, стальноглазый и острый на язык – был из остзейских немцев и носил фамильную приставку «фон», мне показалось тратой времени, хотя кому-то обнаружение в своем организме примеси голубых кровей, а в родословной — геральдических виньеток может повысить самооценку. Для меня куда важнее знать, где жили, как жили, на что что уповали и чему радовались люди, чью цепочку я продолжаю.
Как ни отбрыкивайся и не отнекивайся, декларируя свой статус человека мира, в генах застревает что-то оттуда, из прошлого. Глубинная память, наверное. И хотя это звучит совершенно антинаучно, я убежден, что яркие эмоции и впечатления наших дальних предков, их сильные чувства и привязанности в какой-то, пусть ничтожной степени, но передаются нам.
А откуда тогда у рафинированного современного горожанина берется необоримая любовь к горам, к раздольным степям, тайге или к берегу холодного моря. Откуда необъяснимая подспудная тяга к какому-то месту на Земле, к точке на географической карте, которое вне всяких политик, строев и госграниц.
К месту, где жили твои предки. Это вряд ли патриотизм, по крайней мере в его сегодняшней упрощенной, лубочной трактовке. Скорее, это – чувство индивидуальной родины. Своей земли. В которой корни.
Чувство земли. Звучит слишком поэтично? Зато похоже на правду. Чувство именно той земли, которая, может, далеко, но которая есть. Земли, которая внутри тебя все равно будет неизменной, не смотря на то, что мы вечно то нагораживаем на ней заборы с колючей проволокой и опустошаем недра, то заставляем памятниками бог знает кому, то упиваясь ее неброской красотой мостим ее дороги человеческими костями. Земли, которая меняется, на которой все меньше остается из того, что ты любил, но земли неизбывной, твоей.
У меня личных родин несколько, в соответствии с количеством кровей, во мне намешанных. Одни родины понятнее и ближе, другие дальше и расплывчатей. Но это чувство земли для меня очень важно. Это не пафос. Именно личное, а не общественное ощущение своей земли в первую очередь дает что-то такое, что добавляет мне силы и смысла моей жизни.
Одни, возможно, смогут погордиться, узнав о своих героических боевых или героически ученых прадедах, вобравших мощь поколений, другие — содрогнутся, узнав о предках разбойничавших на большой дороге, вешавших и стрелявших направо и налево по указу и без. Отрезвляет это и лечит тебя сегодняшнего, помогает думать, может быть даже кое-что пересматривать во взглядах и по-иному относиться к жизни.
Это очень невредно, да и практическая нота в этом есть. А как же еще узнаешь откуда у тебя непокладистый нрав с задором вечного правдоискателя, покорность и мешающая жить мягкость или спокойствие, тепение, как у монаха? Почему ты нетерпим к беспорядку, прагматичен и прижимист или добрая хлебосольная душа и готов отдать последнюю рубаху?
Может мне после мединститута надо было судовым врачом пойти и, так сказать, спорить с морем, а не с убожеством бесплатной медицины на суше, хотя и это тоже необходимо делать. Была ж такая идея! Может и ломает меня, периодически, от нынешней жизни и хмарь внутренняя заволакивает потому, что некоторые участки в генах нездешние, не отсюда родом.
Может, все депрессии наши и нервы не только от безвкусного суетливо проглоченного обезличенного урбанистического пирога на завтрак, обед и ужин, но и от того, что на роду нам написано другое. Написано, да не выполнено — вымарано из памяти и накрепко забыто, как надпись на старой каменой плите стертая ветром, дождем и временем.
Разумеется, подобные изыскания кому-то покажутся скучны; вполне допускаю, что интерес к генеалогии может не прорезаться вовсе. Многим ведь вполне достаточно держать в памяти два поколения предков (четыре фамильных линии). И если счастливо живется без излишних родословных подробностей, заставлять себя не стоит. Это ведь, не обязаловка, а внутренняя потребность.
Еще больше интересного в нашем канале Яндекс.Дзен. Подпишитесь!
