О сюжете "Измены" известно немного. Героиня Франциски Петри узнает о том, что у ее мужа роман с другой женщиной. Она находит супруга любовницы, рассказывает ему обо всем, и вместе они пытаются найти выход из сложившейся ситуации. Кирилл Серебренников, который и раньше проводил неожиданные кастинги, на сей раз набрал интернациональную команду: партнером Франциски Петри стал македонский актер Деян Лилич. "Прелесть иностранцев в том, что я о них ничего не знаю", – заявил режиссер.
В интервью Germania-online Франциска Петри (Franziska Petri) рассказала о знакомстве с Серебренниковым, изучении русского языка и приключениях в московской больнице.
– Как вы получили эту роль?
– Кирилл Серебренников искал актеров по всей Европе, в том числе и в Берлине. Он меня увидел на церемонии вручения кинонаград, но в тот вечер ко мне так и не подошел. Зато на следующий день я получила предложение с ним встретиться. Мы познакомились, и лично для меня сразу стало очевидно, что мы сработаемся.
– Он вам позже говорил о том, что конкретно искал в актрисе на главную роль для этого фильма?
– Да, мы говорили об этом. Он сказал, что ищет свою Медею – героиню античного мифа, которая из мести изменившему ей супругу Ясону убила своих детей. Другими словами, женщину, способную в определенный момент в силу обстоятельств превратиться в монстра. Конечно, для меня это было неожиданностью, но он сразу увидел ее во мне. Вторым важным моментом стало то, что мы оказались родственными душами. Выяснили, что на многие вещи смотрим одинаково, нам нравятся одни и те же фильмы, у нас после чтения сценария возникли похожие идеи…
– Какие, например?
– Я до этого видела один фильм Серебренникова – "Изображая жертву". И когда я прочитала сценарий "Измены" и сопоставила его с тем, что я видела в предыдущей картине, мне сразу вспомнились образы из другого фильма – из "Ночного портье" Лилианы Кавани. Потом мы встретились с Кириллом, и вдруг выяснилось, что он думал о том же самом!
– Сложно было найти в себе Медею?
– Для меня лично – нет. Все люди сделаны из одного и того же, мне всегда казалось, что в любом человеке есть все: не только доброта, например, но и злость, и ярость. И задача актера – "активировать" это и сыграть.
– Вы работали в интернациональной команде. Сложно было находить общий язык друг с другом? На каком языке вы говорили на съемочной площадке?
– Мы говорили по-английски: и с режиссером, и между собой. И, кстати, в какой-то момент я перестала замечать, что мы общаемся на иностранном языке, мы очень хорошо друг друга понимали.
– Но играли вы на русском языке?
– Да.
– И как вам это удалось? Заучивали текст наизусть?
– О, это было нечто… Русский, конечно, очень сложный язык. Но я родилась в ГДР и учила его в школе на протяжении пяти лет, поэтому не могу сказать, что начинала с нуля. Я помнила весь алфавит и даже могла читать. Но первое время все реплики сценария мне приходилось зазубривать. Снимали мы каждый день, но выучить текст на несколько съемочных дней вперед я не могла: он у меня просто в голове не умещался. Поэтому после съемок еще приходилось сидеть и зубрить свои реплики на завтра. Это было тяжело. Проблема еще и в том, что моя героиня по сценарию врач-кардиолог, и она в своей речи использует не только бытовую лексику, но и профессиональную. А попробуйте-ка выговорить после немецкого словосочетание "сердечный приступ"! Язык сломать можно.
– Как еще вы работали над ролью?
– В России меня для знакомства с работой местных врачей отправили в одну из московских больниц. И там я делала больному ЭКГ. То есть меня просто привели к пациенту, дали в руки электроды – и я действительно провела эту процедуру, по-настоящему! Это было невероятно. В Германии мне никто не позволил бы сделать ничего подобного. У нас это все врачебная тайна, все защищено законом, тебя и близко не подпустят к пациенту, если ты не дипломированный специалист. Дома я тоже пыталась проводить исследования: ходила в больницу, разговаривала с кардиологами. Но это было совсем по-другому. В Москве интереснее, конечно.
– До приезда в Россию что вы знали о российском кино?
– Я знаю Сокурова, я видела первый фильм из его тетралогии о власти – "Молох" про Гитлера, он мне очень понравился. Еще я знакома с творчеством Алексея Балабанова. Конечно, смотрела картины Андрея Тарковского, во времена моего детства в ГДР это был очень важный режиссер. И еще я видела по телевизору много русских сказок, знаю Бабу-Ягу и других персонажей.
– Чем отличается производственный процесс в России и в Германии?
– Хороший вопрос. В России, по сравнению с Германией, на съемочной площадке царит абсолютный хаос. Есть какое-то русское слово, которое все это обозначает, но я забыла. Вы мне не напомните? Это такое специальное слово как раз для таких ситуаций…
– Бардак, может быть?
– Да, точно, это оно! "Бардак"! В Германии, разумеется, тоже не идеальный порядок во всем, у нас тоже, бывает, члены съемочной группы опаздывают… Но к тому, что творилось тут, мне как немке было сначала довольно сложно привыкнуть. С другой стороны, все это всегда было так весело, мы постоянно смеялись. И потом я обнаружила, что в этом хаосе, который царит на площадке, рождается множество креативных идей, и они бы никогда не появились на свет, если бы мы все делали четко по плану. В Германии, к сожалению, у актеров и режиссера не так много пространства для импровизации. Так что, несмотря на все трудности, для меня это был позитивный опыт.
– Об экстремальных съемках фильма "Юрьев день", предыдущей картины Серебренникова, до сих пор ходят легенды: его снимали зимой в минус тридцать. Съемочный период "Измены" длился до декабря прошлого года. Вы успели застать наши морозы?
– Нам повезло, основные съемки пришлись на октябрь и ноябрь. Было уже очень холодно, гораздо холоднее, чем в Германии, тут еще такой сильный ветер… Но снег пошел только в самом конце, так что морозы я не застала. А то, что было до них, оказалось совсем не таким страшным.
– Если у вас снова появится возможность поработать в российском кино или, например, в Европе, но с режиссером и командой из России, вы ею воспользуетесь?
– Да, конечно. Мне очень понравилось. Главным моим открытием были как раз люди, с которыми я оказалась на съемочной площадке. В Германии, когда вы делаете картину, вы тоже ближе к концу становитесь практически одной семьей, но в России эта связь еще более тесная. И здесь она более искренняя, душевная, что ли.
– Какие ожидания от Венецианского кинофестиваля?
– Если честно, то никаких. Я просто счастлива, что фильм попал в конкурсную программу и что его увидит такое количество людей со всего мира. Для меня это само по себе большая удача и большой успех. Кроме того, премьера в Венеции означает хорошие перспективы для иностранного проката, то есть картину, скорее всего, смогут увидеть мои друзья и близкие из Германии. Вот этому я радуюсь больше всего.
