Последствия ливийской войны вышли, однако, за рамки свержения режима Муаммара Каддафи. Они сформировали новую стратегическую ситуацию в Средиземноморье. Изменилась и система отношений между странами Европейского союза. Внутри ЕС возникли новые субблоки, которые заметно изменили его облик.
Во-первых, война показала рост военно-политической активности Британии и Франции. После суэцкого кризиса 1956 года эти страны не инициировали крупных военных операций. Лондон и Париж предпочитали действовать совместно с США в рамках НАТО (как в ходе косовской войны 1999 года) или с одобрения американцев (как в ходе фолклендской войны 1982 года). Теперь ситуация изменилась. Не Вашингтон, а Париж и Лондон выступили инициаторами кампании против режима Муаммара Каддафи. Франко-британский тандем вновь претендует на активную роль в НАТО.
На протяжении последнего полувека Британия и Франция переживали синдром распада колониальных империй. Война в бывших колониях воспринималась британским и французским истеблишментом только в форме участия их экспедиционных сил и по приглашению одной из сторон. К началу 2010-х годов Британия и Франция, похоже, оправились от постколониального синдрома. Париж и Лондон, как и в 1940-х годах, выдвигают крупные военно-политические проекты в Африке и на Ближнем Востоке.
Во-вторых, война заблокировала проект создания автономной от НАТО зоны безопасности Европейского союза. C конца 1980-х годов в Париже и Риме обсуждалась идея создания особого средиземноморского пространства (Mediterranean Area). Барселонская конференция 1995 года запустила процесс сотрудничества ЕС со странами Южного и Восточного Средиземноморья. В 2008 году по инициативе Франции был создан Средиземноморский союз. Ливийская война, проводившаяся в формате НАТО, заблокировала эти инициативы. Она доказала, что Евросоюз без участия США пока не способен поддерживать контроль над собственной зоной безопасности.
С конца 1980-х годов Париж позиционировал себя как лидера Средиземноморья и одновременно лидера проектов автономии Евросоюза от НАТО. В начале ливийской войны администрация Николя Саркози пыталась доказать ведущую роль Франции на Средиземном море. В реальности Елисейский дворец смог сместить режим Каддафи в рамках операции НАТО. Последнее предполагало взаимодействие с США и Британией – державами, которые выступали главными оппонентами французских средиземноморских проектов. Франция, похоже, не потянула роли лидера автономного от НАТО Средиземноморского союза, что объективно снижает вес Парижа в Евросоюзе.
В-третьих, война закрепила начавшийся в 2009 году процесс возвращения Франции в военную организацию НАТО. Два года назад эксперты предполагали, что присутствие Парижа в НАТО укрепит проект общеевропейской инициативы безопасности и обороны. После ливийской операции Франция выступила не критиком, а привилегированным союзником США. Елисейский дворец больше не постулирует самостоятельность внешней политики Франции и ее автономию от Вашингтона. Администрация Саркози, по сути, отошла от преобладавшей с середины 1960-х годов концепции голлизма.
В-четвертых, война завершила формирование системы франко-британского привилегированного партнерства. Еще во время визита Саркози в Лондон 26 марта 2008 года стороны договорились о расширении формата двустороннего сотрудничества. 2 ноября 2010 года Британия и Франция подписали Декларацию о сотрудничестве в области обороны и безопасности на 50 лет. Ливийская операция НАТО, проводившаяся при определяющей роли Британии и Франции, создала прецедент практической реализации этих соглашений.
Обе страны противопоставляли свои подходы Великобритании, которая виделась из Парижа, Бонна и Берлина как проводник влияния США. Теперь Париж сильнее взаимодействует с Лондоном, чем с Берлином. Берлин, в свою очередь, меньше поддерживает инициативы Франции по Средиземноморью или укреплению ЕС.
В-шестых, война ставит вопрос о характере будущей политики Германии. Берлин отказался участвовать в общей операции НАТО и не попытался перевести ее в формат Евросоюза. Эксперты утверждали, что впервые после Боснийской войны 1995 года Германия поставила себя вне европейского и даже атлантического контекста. Это, возможно, было преувеличением. Но немецкая политика становится более автономной от Парижа и более отдаленной от ЕС, где ведущая роль переходит к франко-британскому тандему. В Германии растут настроения в пользу отмены остатков ограничений суверенитета, предусмотренных Московским договором 1990 года.
В-седьмых, ливийская кампания оставляет неопределенной роль Италии. Рим с конца 1980-х был союзником Франции по средиземноморским инициативам ЕС. Подобно Парижу итальянский истеблишмент был сторонником создания на Средиземном море особой зоны ответственности Евросоюза. Начало ливийской операции виделось кабинету Сильвио Берлускони как возможность утвердить ведущую роль франко-итальянского тандема в Средиземноморье. Но рост франко-британского партнерства отводит Риму второстепенную роль. Последствием может стать усиление итало-американского взаимодействия и повышение системной роли Италии в ЕС.
Ливийская война привела к объективному усилению роли США. Вашингтону удалось блокировать невыгодные для него средиземноморские инициативы ЕС. Вашингтон сумел девальвировать роль Средиземноморского союза как автономного от НАТО проекта. Вашингтон вернулся к взаимодействию с Францией по проблемам безопасности. Администрация Барака Обамы приветствует усиление партнерства Парижа и Лондона. Для Белого дома Евросоюз на базе франко-британского тандема видится как более покладистый, чем ЕС, где ведущая роль принадлежала Франции и Германии. Ливийская война помогла Белому дому затормозить (а возможно, и заблокировать) развитие структур безопасности ЕС, дублирующих роль НАТО.
Но одновременно ливийская война создала новые разделительные линии в Евросоюзе. За минувшие полвека ЕС был франко-германским проектом: в его основе лежали объединение экономического потенциала Германии и военно-политического потенциала Франции. Британия виделась в таком раскладе как автономная держава, лоббировавшая интересы США в общеевропейских институтах. Переход ведущей роли к франко-британскому тандему автоматически делает ЕС более атлантическим, то есть завязанным на механизм НАТО и американского присутствия в Европе. Возникает потенциал для недовольства французской политикой в континентальной Европе.