Принц Люксембургский: я - европеец

«Извините, существует ли какое-то особенное обращение к принцу Люксемургскому, которое я был бы должен использовать во время интервью?» Роберт из семьи Диллон, он же принц Люксембургский, отвечает: «Просто сэр или просто Роберт. Но спасибо, что спросили». Я сижу в унылом ряду интервьюеров, что пришли поговорить про вино с владельцем одного из лучших вин в мире – Chateau Haut-Brion. Некоторые из них нуждаются в переводчике.

Я люблю вина гран крю. А кто их не любит? Надо быть душевно черствым, бессмысленным человеком, чтобы не любить вина гран крю первого класса. Лучше Haut-Brion мало что бывает – кто-то может сказать, что это Château Mouton-Rothschild или Château Lafite-Rothschild (а может, Château Latour или Château Margaux). В этих рамках я спокойно воспринимаю демократию.

Но в винах такого класса есть несомненная ловушка – ты не можешь сделать вина больше, чем его уродилось. Ни о каком понижении уровня за счет привлечения виноградов других производителей речи быть не может. Тут речь идет о том, что не все года можно делать первое вино от замка. Так что можно это называть бизнесом, но весьма лимитированным.

Игорь Мальцев
Игорь Мальцев

Российский журналист, долгие годы - обозреватель ИД "Коммерсантъ", первый главный редактор журнала «Медведь», журнала «Другой», а также шеф-редактор журнала «Коммерсантъ - Автопилот». Его колонки знакомы читателям «Известий», «Сноба» и десятков других отечественных изданий. По первому образованию – моряк. Любит путешествовать с фотокамерой. Любимые направления – Исландия, Германия, Шотландия и Южная Африка.

Мне жаловался однажды хозяин винного хозяйства Chateau Smith Haut-Lafite– не последнего хозяйства в мире. И то же самое – невозможно экспандировать на рынке: стоишь со своим строго ограниченным количеством.

А как же купить дом на Рублевке? Новые часы, как у начальника строительного комплекса Ресина? Никак. Люди, делающие лучшие в мире вина, они не в состоянии покупать турбийон за лимон евро. У них такое даже в голове не укладывается. Начальник Смит-О-Лафита выкрутился изящно: он основал парфюмерную линию, основанную на винограде, – Caudalie – и теперь продает столько продукта, сколько мир может сожрать.

Чем отличается, скажем, принц Люксембургский от рядового жителя Жуковки и его новой модели-жены? Тем, что он понимает свое место в мире и ту ответственность, которую на него накладывает монаршая кровь и старые большие деньги. Как вы поняли, совпадений – ноль целых и ноль десятых.

Французы не только вино поставляли русским монархам, они влияли на них. Один только Вольтер и императрица Екатерина со своей перепиской, говорит принц Роберт. Мы беседуем о том, что для русских слова «бордо», или «бургонь», или «шампанское» – все пишутся с маленькой буквы и без кавычек и, собственно, означают просто вино. Вино как таковое.

Говорим и о том, что французы слегка задрали носы и начали терять рынки по всему миру именно из-за того, что считали себя самыми крутыми и задирали цены. Вместе с носами. Поэтому такой мощный шанс появился у Нового Света, у Новой Зеландии, у Австралии.

– Вот вы дома пьете вина Нового Света за обедом?

Конечно, говорит принц, все время. В том числе и с познавательными целями. Мы же стартовали с винами линейки Clarendelle – не дороже 15 долларов в ритейле.

– Это вина вашего хозяйства?

– В некотором смысле, потому что мы покупаем виноматериалы у соседей – весьма жестко отбираем по качеству и потом делаем купажи.

Хорошая сторона разговоров с принцем в том, что мы тут же пробуем, что они там в хозяйстве Диллонов делают.

Нам наливает Жан Филипп Дельма – потомственный энолог, его отец занимался изготовлением Haut-Brion, но он же заложил идеи линейки вин Clarendelle, к сожалению, он недавно умер. Но Жан Филипп уже докручивает концепт доступного качественного вина.

– Сэр, насколько удачно ваше роуд-шоу?

– Мы не рекламируем по миру свое вино новой линейки. Нам это не нужно, потому что все, что мы производим, мы опять распродаем целиком. На самом деле у нас скорее миссионерская деятельность – культурный проект. Надо же объединять людей по культурному признаку.

– Поэтому вы не пошли по самому легкому пути – привязать новое вино так или иначе к бренду Haut-Brion?

– Конечно. Задача же была выстроить новый бренд безо всяких «зонтиков». Я хотел дать винам печать качества материнской компании Domaine Clarence Dillon. Вот почему бренд назван Clarendelle.

– Сколько вы делаете вина?

– Где-то 180 тыс. бутылок. Это немного. Тем более что в линейке – красное, белое, розовое и сладкое – Amberwine. Так что на каждую позицию приходится не так много.

– Сейчас вы мне, наверное, будете хвастаться, что Дюкасс взял ваше вино для своих ресторанов?

– Да, мы довольны, что такой раскрученный гастробренд, как Ален Дюкасс, берет наши вина в свои рестораны. Но это не главное. Главное, что мы выходим на площадку, где последние годы царствовали только вина Нового Света. Я же европеец и считаю, что самые лучшие вина в мире – европейские, а точнее французские, если еще точнее – Бордо. Я живу в Женеве, но все время езжу к себе в хозяйство во Францию – его нельзя оставлять без присмотра.

– Да, кстати, о европействе: а какой в Люксембурге официальный язык?

– Люксембургский!

– Ну Вы шутник, сэр.

А тем временем Жан Филипп налил второго замкового вина от Haut-Brion. И я, давно не пивший вина по причине того, что уже отдегустировал практически все, что мне нужно в винной сфере в жизни, понял, что еще есть к чему стремиться.

Еще больше интересного в нашем канале Яндекс.Дзен. Подпишитесь!

Читайте также
Share
0
Комментарии (0)
Где это?
Что попробовать на улицах Стамбула?