Я люблю вина гран крю. А кто их не любит? Надо быть душевно черствым, бессмысленным человеком, чтобы не любить вина гран крю первого класса. Лучше Haut-Brion мало что бывает – кто-то может сказать, что это Château Mouton-Rothschild или Château Lafite-Rothschild (а может, Château Latour или Château Margaux). В этих рамках я спокойно воспринимаю демократию.
Но в винах такого класса есть несомненная ловушка – ты не можешь сделать вина больше, чем его уродилось. Ни о каком понижении уровня за счет привлечения виноградов других производителей речи быть не может. Тут речь идет о том, что не все года можно делать первое вино от замка. Так что можно это называть бизнесом, но весьма лимитированным.
Мне жаловался однажды хозяин винного хозяйства Chateau Smith Haut-Lafite– не последнего хозяйства в мире. И то же самое – невозможно экспандировать на рынке: стоишь со своим строго ограниченным количеством.
А как же купить дом на Рублевке? Новые часы, как у начальника строительного комплекса Ресина? Никак. Люди, делающие лучшие в мире вина, они не в состоянии покупать турбийон за лимон евро. У них такое даже в голове не укладывается. Начальник Смит-О-Лафита выкрутился изящно: он основал парфюмерную линию, основанную на винограде, – Caudalie – и теперь продает столько продукта, сколько мир может сожрать.
Чем отличается, скажем, принц Люксембургский от рядового жителя Жуковки и его новой модели-жены? Тем, что он понимает свое место в мире и ту ответственность, которую на него накладывает монаршая кровь и старые большие деньги. Как вы поняли, совпадений – ноль целых и ноль десятых.
Французы не только вино поставляли русским монархам, они влияли на них. Один только Вольтер и императрица Екатерина со своей перепиской, говорит принц Роберт. Мы беседуем о том, что для русских слова «бордо», или «бургонь», или «шампанское» – все пишутся с маленькой буквы и без кавычек и, собственно, означают просто вино. Вино как таковое.
Говорим и о том, что французы слегка задрали носы и начали терять рынки по всему миру именно из-за того, что считали себя самыми крутыми и задирали цены. Вместе с носами. Поэтому такой мощный шанс появился у Нового Света, у Новой Зеландии, у Австралии.
– Вот вы дома пьете вина Нового Света за обедом?
Конечно, говорит принц, все время. В том числе и с познавательными целями. Мы же стартовали с винами линейки Clarendelle – не дороже 15 долларов в ритейле.
– Это вина вашего хозяйства?
– В некотором смысле, потому что мы покупаем виноматериалы у соседей – весьма жестко отбираем по качеству и потом делаем купажи.
Хорошая сторона разговоров с принцем в том, что мы тут же пробуем, что они там в хозяйстве Диллонов делают.
Нам наливает Жан Филипп Дельма – потомственный энолог, его отец занимался изготовлением Haut-Brion, но он же заложил идеи линейки вин Clarendelle, к сожалению, он недавно умер. Но Жан Филипп уже докручивает концепт доступного качественного вина.
– Сэр, насколько удачно ваше роуд-шоу?
– Мы не рекламируем по миру свое вино новой линейки. Нам это не нужно, потому что все, что мы производим, мы опять распродаем целиком. На самом деле у нас скорее миссионерская деятельность – культурный проект. Надо же объединять людей по культурному признаку.
– Поэтому вы не пошли по самому легкому пути – привязать новое вино так или иначе к бренду Haut-Brion?
– Конечно. Задача же была выстроить новый бренд безо всяких «зонтиков». Я хотел дать винам печать качества материнской компании Domaine Clarence Dillon. Вот почему бренд назван Clarendelle.
– Сколько вы делаете вина?
– Где-то 180 тыс. бутылок. Это немного. Тем более что в линейке – красное, белое, розовое и сладкое – Amberwine. Так что на каждую позицию приходится не так много.
– Сейчас вы мне, наверное, будете хвастаться, что Дюкасс взял ваше вино для своих ресторанов?
– Да, мы довольны, что такой раскрученный гастробренд, как Ален Дюкасс, берет наши вина в свои рестораны. Но это не главное. Главное, что мы выходим на площадку, где последние годы царствовали только вина Нового Света. Я же европеец и считаю, что самые лучшие вина в мире – европейские, а точнее французские, если еще точнее – Бордо. Я живу в Женеве, но все время езжу к себе в хозяйство во Францию – его нельзя оставлять без присмотра.
– Да, кстати, о европействе: а какой в Люксембурге официальный язык?
– Люксембургский!
– Ну Вы шутник, сэр.
А тем временем Жан Филипп налил второго замкового вина от Haut-Brion. И я, давно не пивший вина по причине того, что уже отдегустировал практически все, что мне нужно в винной сфере в жизни, понял, что еще есть к чему стремиться.
